Если бы «Носороги» пошли на большой сцене, на помощь режиссерскому высказыванию могли выступить технические средства (например, проекционный экран). Мимолетного «зигования» Дюдара недостаточно, чтобы направить все мысли в сторону Харбина образца 1934 года, Украины 2014, Ближнего востока во все времена и чего бы то ни было еще. Поэтому я смотрю на Ионеско с общечеловеческой точки зрения.
«Горе тому, кто пытается сохранить своеобразие», - подытоживает внезапный герой «Носорогов» у Никитских ворот устами Юрия Голубцова. С одной стороны, в этот момент он пребывает без штанов во фраке и при одном носке – «своеобразнее» персонажа вообразить, кажется, невозможно. С другой стороны, «обезличивает» доктора в больнице белый халат, или униформа может служить и на пользу гуманности? Недаром в спектакле публике не указывают, против чего или кого конкретно протестует Беранже. Бюрократ, схоласт, зоозащитница, лавочники, пожарный, офисный планктон, нетрадиционно ориентированные дамочки, атлет и пофигист – все отправляются «ближе к природе» по доброй воле. Аутсайдер же остается там, где и был – вне их круга, только теперь он знает, что сам этого хотел.
Не думаю, что скажу что-то особенно новое и уж тем более страшное: мораль – противоестественна. Этика – выдумка существа, оторвавшегося от природы. А как же иначе? Человек – не животное. В «Ричарде Третьем» есть, на первый взгляд, словесный выверт, вроде дешевого парадокса, когда Ричард «троллит» леди Анну: - Зверь и тот имеет состраданье! – восклицает она. - Но я не зверь, его не знаю я. – издевается Глостер. Животное ограничено инстинктом. Человек понял, что свободе воли предела нет. А что может быть страшнее, чем знание, что в твоем автомобиле, мчащемся в темноте, не предусмотрено тормозов?
Архив отзывов
13.03.2016
Елена
Носороги
Я СТРАНЕН, А НЕ СТРАНЕН КТО Ж
Если бы «Носороги» пошли на большой сцене, на помощь режиссерскому высказыванию могли выступить технические средства (например, проекционный экран). Мимолетного «зигования» Дюдара недостаточно, чтобы направить все мысли в сторону Харбина образца 1934 года, Украины 2014, Ближнего востока во все времена и чего бы то ни было еще. Поэтому я смотрю на Ионеско с общечеловеческой точки зрения.
«Горе тому, кто пытается сохранить своеобразие», - подытоживает внезапный герой «Носорогов» у Никитских ворот устами Юрия Голубцова. С одной стороны, в этот момент он пребывает без штанов во фраке и при одном носке – «своеобразнее» персонажа вообразить, кажется, невозможно. С другой стороны, «обезличивает» доктора в больнице белый халат, или униформа может служить и на пользу гуманности? Недаром в спектакле публике не указывают, против чего или кого конкретно протестует Беранже. Бюрократ, схоласт, зоозащитница, лавочники, пожарный, офисный планктон, нетрадиционно ориентированные дамочки, атлет и пофигист – все отправляются «ближе к природе» по доброй воле. Аутсайдер же остается там, где и был – вне их круга, только теперь он знает, что сам этого хотел.
Не думаю, что скажу что-то особенно новое и уж тем более страшное: мораль – противоестественна. Этика – выдумка существа, оторвавшегося от природы. А как же иначе? Человек – не животное. В «Ричарде Третьем» есть, на первый взгляд, словесный выверт, вроде дешевого парадокса, когда Ричард «троллит» леди Анну:
- Зверь и тот имеет состраданье! – восклицает она.
- Но я не зверь, его не знаю я. – издевается Глостер.
Животное ограничено инстинктом. Человек понял, что свободе воли предела нет. А что может быть страшнее, чем знание, что в твоем автомобиле, мчащемся в темноте, не предусмотрено тормозов?